Ливийский флейтист

Смех, объятия, слезы, невкусные бутерброды, сумки, чемоданы, заспанные глаза. Мне нравится, когда все одновременно напрягаются, слушая объявления. Как понимающе переглядываются те, кто не может уснуть на жестких стульях. Как дети в радостном возбуждении спрашивают о море. Перед нами проносится малыш в маске для подводного плавания. Мы смеемся, переглядываемся и снова смеемся. Уже от радости, что через несколько часов исполнится наша мечта. Мы мечтали поехать в Рим с 11 лет, когда впервые вместе посмотрели «Римские каникулы». После просмотра купили в книжном магазине карту Рима и подолгу ее разглядывали на полу комнаты, придумывая маршруты. И тогда шутливо пообещали друг другу поехать, когда окончим школу – провести черту между детством и взрослой студенческой жизнью.

Когда были решены все вопросы с организацией поездки, появилась новая, какая-то необъяснимая тревога. Путешествие было финалом нашей детской дружбы, а что будет дальше? Мы уже решили все вместе поступать на журналистику, но что если у каждой из нас появятся другие друзья и интересы? Да нет, мы же больше 10 лет дружим, нас столько связывает, не может быть, что наши пути разойдутся и не сойдутся больше. Мы столько раз ссорились, ух… Особенно в последние месяцы: экзамены, выпускной, подача документов плюс организация поездки, на которую никак не хватало денег. Нет, наверное, я нервничаю потому, что боюсь, что что-то в путешествии пойдет не так. Ведь, в основном, организацией занималась я. Девочкам было скучно просматривать сотни отзывов на отели и искать космическое множество стыковок, чтобы сэкономить. В итоге приличный отель на наш бюджет мы не нашли и забронировали комнату в квартире. Это даже лучше – будем жить как настоящие римляне. Мы решили ходить по утрам на рынок, готовить завтраки самостоятельно, а вечерами пить вино (ха-ха, кто нам запретит?) на небольшом балкончике. Мне казалось, что мы едем совершенно неподготовленные, хотя в сумке лежала гора распечаток с советами, картами, адресами недорогих ресторанчиков, расписанием автобусов и поездов и еще кучи того, чем мы даже не воспользуемся.

Я и не думала, что могу быть таким паникером – обычно это Саша с Лолой нервничали: из-за экзаменов, свиданий, косяков на работе. Я в таких ситуациях чувствовала прилив адреналина и даже любила это состояние. Но сейчас я очень переживала, что что-то пойдет не так. И, в который раз обновляя почту, увидела письмо от Франчески (хозяйки нашей квартиры) о том, что она задерживается у мамы в Тоскане и будет только послезавтра. Но пишет, чтобы мы не переживали, она оставит ключи у соседки, синьоры Марии. Мы с девочками начали пытаться сложить из итальянских слов фразу, чтобы объясниться с этой синьорой, но объявили посадку.

Как же я обожаю летать! Когда самолет отрывается от земли, я чувствую себя в одной из сказок, которую в детстве рассказывали мне родители. О летчике, который спас принцессу из ледяного царства белого медведя. Вот такие суровые сказки у полярников. Но сейчас к чувству волшебства добавилась какая-то тоска. Я смотрела на ватные облака, подсвеченные оранжевым рассветным солнцем, и думала, что уже никогда не будет как прежде. Я хотела самостоятельности, хотела трудностей взрослой жизни, но при этом боялась потерять свободу и легкость, которая есть сейчас.

– Куда полетим в следующем году? – попыталась я отвлечь себя от тоскливых мыслей.

– В Америку! За год сдадим на права, возьмем там ретро тачку и проедем все западное побережье! – сияя своими зелеными глазищами, заявила Лола.

– Я хочу в Азию. С рюкзаками на все лето. Будем спать в дешевых хостелах, ездить автостопом…

– Ага, и есть тараканов, – перебила Сашу Лола – И летом в Азии сезон дождей.

– Мисс «Я буду жить только в отеле с белыми полотенцами» может остаться дома. А мы с Никой будем присылать тебе открытки из каждого города.

– А я, так уж и быть, возьму для вас автографы у кого-нибудь в Голливуде. У кого бы вы хотели?

Но тут нас перебила стюардесса, предлагавшая сок. Лола не дала нам раскрыть рта и взяла всем томатный.

– Ну и гадость! Я хотела апельсиновый!

– Я тоже! – мы с Сашей переглянулись, вспомнив, как в детстве делали сок из испорченных апельсинов, которые нам отдали во фруктовой лавке.

– Все взрослые пьют томатный сок, мы же типа взрослые, ведь так?

– Я думала быть взрослой – это самой выбирать то, что ты хочешь.

– Детка, – сказала она, выгнув бровь, – Быть взрослой – это значит делать то, что делают остальные взрослые. Ходить на нелюбимую работу ради денег, есть невкусную еду, одеваться так, чтобы не выделяться, читать скучные газеты и делать то, что рекомендуют в этих газетах.

С соседнего ряда на нас строго посмотрел мужчина в костюме с газетой в руках.

Мы отвернулись и тихо рассмеялись. А потом громко. И стали продолжать список Лолы про занудных взрослых.

Мы в Риме! Мы в Риме! Чемоданы застучали по брусчатке быстрее, мы почти бежим. Остановившись у бело-розового дома (нет, нет – палаццо), мы вспоминаем, что нам нужно найти синьору Марию. Это проблематично, ведь на домофоне написаны только фамилии. Пробуем позвонить в квартиру Франчески, вдруг эта Мария ждет нас там. Глухо. Косо гляжу на Лолу – она кипит. А я чувствую себя ответственной за это.

– Давайте звонить в каждую квартиру, пока не найдем Марию, – предлагает Саша слишком оптимистичным голосом. Она знает, что сейчас будет ссора, если не сделать ничего.

– Вот и звони, я же предлагала отель, но вы не захотели, так что вперед, действуйте сами!

– Ты же знаешь, что отель был нам не по карману, – я замолкла перед тем, как сказать, что не у всех родители зарабатывают кучу денег.

– Buon giorno! Signora Maria? – Саша не выдержала и нажала первую кнопку.

Из микрофона донесся голос мужчины. Мы, конечно же, ничего не поняли.

Саша беспомощно развела руками и села на чемодан.

– Давайте позвоним Франческе, она же немного понимает по-английски, и спросим фамилию, – я чувствовала себя очень виноватой. Испортила первый день в городе нашей мечты. Лола будет мне это долго припоминать.

– Давай ее номер, – кажется, ей самой стало неудобно за свое поведение.

– Я сама позвоню, это моя вина.

– Ciao, ragazze! – нам улыбался обалденный парень, – Speak English?

– Yes, – ответили мы почти хором, со вздохом облегчения.

Мы сбивчиво объяснили ему проблему, не отрываясь от жгучих карих глаз и сияющей улыбки.

– Вам нужна синьора Джорджетти. Но вряд ли она говорит по-английски.

Он набрал номер и что-то быстро заговорил. Дверь открылась!

– Grazie, grazie mille, – завопили мы.

– Заходите утром, у нас самые вкусные круасcаны в Риме, – он широко улыбнулся. И соблазнительно.

– Боже мой, у них хлеб продают модели, – мы потеряли Лолу.

Честно, и у меня от его улыбки что-то ухнуло.

На втором этаже нас ждала действительно синьора, у меня язык бы не повернулся назвать ее старушкой. Элегантная короткая стрижка, простое темно-синее платье из шелка, изящное золотое кольцо и черные туфли-лодочки. Кажется, она собралась в театр. Она с интересом нас разглядывала и улыбнулась уголками губ, увидев огромный чемодан Лолы. Мария жестом позвала нас внутрь. Но, зайдя, мы поняли, что это ее квартира.

– Черт, что не так? Почему она не дала нам ключи?

Мария снова жестом показала нам оставить чемоданы в длинном коридоре и позвала за собой. Мы удивленно переглянулись и последовали за ней.

– Caffe, – она указала нам на чашки и кофейник. Не спрашивая, а ставя перед фактом, что мы сейчас будем пить кофе.

– Ну, круто. Мы здесь надолго, – еле слышно сказала Лола.

– Перестань. Она же старалась. Grazie mille! – Саша, как всегда, была очень корректна.

Мы сели за стол. Она смотрела на нас и будто ждала, что мы заговорим с ней. Было ужасно неловко. Я каждую секунду, которая растянулась на вечность, жалела о том, что мы забросили итальянский.

Вдруг она заговорила. На итальянском.

Она говорила очень быстро, смеялась, потрепала меня по щеке. Мы улыбались в ответ. Поняли только один вопрос – мы из Москвы?

– No, Ural.

– Che?

– Ural, mountains.

– Montagne? – она удивленно подняла тонкую бровь, нарисованную черным карандашом.

– Si, Ural mountains.

Теперь она думает, что мы в горах живем, – мило улыбаясь, сквозь зубы сказала Лола.

Мы засмеялись. Синьора Мария тоже. Стало как-то теплее. Мы допили кофе в молчании. И попытались попросить ключ. После минутной пантомимы она нас поняла.

– Chiave, chiave, – пробормотала синьора Мария и встала из-за стола.

– По-моему она обиделась, что мы так спешим.

– Да, очень неуважительно получилось – выпили залпом кофе и давай ключ требовать, – я почувствовала на себе осуждающий взгляд Марии, когда она выходила из комнаты. Действительно, куда мы так спешим? У нас 2 недели на Рим, успеем и достопримечательности посмотреть, и устроить пикники во всех парках, и просто погулять. А когда мы еще посидим в квартире у итальянской бабушки (нет, нет, синьоры), которая специально для нас сварила такой вкусный кофе. Пока мы сидели в неловком молчании, я даже не осознала, насколько вкусным был этот кофе. А сейчас поняла. И наше знакомство, и ожидание у дома показалось каким-то нелепо милым. А мы, не успев насладиться этим моментом, уже бежим за другим. И, чтобы еще побыть здесь и сейчас, я стала разглядывать небольшую кухню.

Пока я думала, зачем этой синьоре столько вина, она принесла нам ключ.

Бросив чемоданы в своей комнате, мы попадали на кровати со вздохом облегчения. Потом Лола подскочила и с криком: «Я первая в душ!», умчалась по коридору.

Я выглянула в окно. Две китаянки в стильных соломенных шляпках катили огромные чемоданы по брусчатке в отель, находившийся в конце переулка. Где-то журчала вода. А вот, прямо под нашими окнами колонка с водой. Как удобно! Парень из пекарни (мы даже не узнали, как его зовут) стоял, прислонившись к стене, курил и очень громко говорил по телефону. Сначала мне показалось, что он кричит на кого-то, но нет, он засмеялся и продолжил говорить так громко, что я даже поняла несколько слов. Пожилой мужчина на мопеде остановился у нашего дома и что-то крикнул, смотря вверх. Наверное, поклонник Марии, подумала я. Но ему ответил мужской голос. Потом к нему подошел наш спаситель (о, точно, будем называть его Сальваторе) и вручил бумажный пакет, наверное, с «самыми вкусными в Риме круассанами». Они обменялись благодарностями, потом заговорились минут на 10, пока к «Сальваторе» в пекарню не зашли те самые китаянки, снова в шляпках, но уже без чемоданов.

– Ты чего смеешься? – спросила Саша.

– Просто улыбаюсь. Я уже очень люблю Рим. Он такой… такой живой. Выглянула в окно на несколько минут, а уже можно целый рассказ написать.

– Я думаю, ты успеешь написать роман. Похоже, Лола там уснула.

Мы понимающе переглянулись и рассмеялись. Лола всегда долго собиралась и опаздывала. А вместе с ней и мы. Зато мы знали: несколько способов проникнуть в театр без билетов, когда весь класс с учительницей, у которой наши билеты, уже зашел внутрь; что последний автобус уходит ровно в 23.00 и нет, обычно он не опаздывает, и 15 км от центра города до нашего района – это действительно далеко пешком; поезд тоже всегда уходит вовремя, а билеты на следующий не так легко купить; на каблуках можно очень быстро бежать, особенно, если опаздываешь на вручение аттестата.

Мы вышли из дома только спустя полтора часа. Солнце уже заходило, над барами зажигались неоновые вывески. Было чувство, что я уже гуляла здесь. Я не узнавала джелатерии или фасады домов, но при этом я чувствовала себя гармоничной частью городского потока. Казалось, что так было всегда – я, Саша, Лола облизываем стекающее мороженое с вафельных рожков, перед этим выбирая его 10 минут (как можно выбрать между шоколадным и со вкусом нутеллы? Правильно, взять оба!), смеемся в ответ на оклики мотоциклистов, ловко виляем в потоке горожан и туристов. Было ощущение, что мы просто вышли на вечернюю прогулку. Сейчас встретимся с друзьями, улыбчивыми парнями с глазами цвета самого вкусного шоколадного джелато, и поедем кататься на «Веспах» по ночному Риму.

– Колизей! Ущипните меня! – такой радостно-возбужденной Сашу редко увидишь.

Колизей, освещенный разноцветными прожекторами, выглядел сюрреалистично. В неоновом свете он был похож на дешевую подделку самого себя. Вроде бы древность, облик которой мы знаем с раннего детства, но в таком исполнении он мгновенно обнулял в моих глазах шкалу своего возраста, сравнявшись с этими неестественными копиями из парков типа «Весь мир в миниатюре».

Мы еле оттащили Сашу, пообещав прийти завтра утром. Надеюсь, днем на нем не растягивают рекламные баннеры?

Шагали мы быстро, что не мешало нам детально разглядывать всё по обе стороны дороги и обсуждать это. Но больше всего мы говорили о еде. Потому что есть хотелось невероятно. И потому, что где, как не в Италии обсуждать предстоящий ужин в подробностях? У нас была конкретная цель для ужина – район Трастевере. «Самое веселое», «самое тусовочное», «самое атмосферное», «самое римское» и еще много «самых-самых» эпитетов во всех путеводителях по Риму. Мы, конечно же, решили, что наш первый ужин в Риме должен быть в самом римском и самом атмосферном месте.

На площади Boca dellа Verita мы хотели сунуть руки в уста правды, как принцесса Анна из «Римских каникул», но перед ними была решетка.

– Видимо уста правды действительно работают и каждый день работники достают пару-тройку рук обманщиков-туристов.

– Тогда надо наоборот закрывать на день, ночью люди честнее, – сказала Лола с кинематографическим пафосом.

– Ты говоришь цитатами из интернета. «Ночью люди честнее, глаза искреннее, фразы прямее и бла-бла-бла», – засмеялась Саша.

– Ха, теперь я знаю, кто пишет туда эти фразочки.

– А если бы этот рот действительно откусывал руки лжецам, вы бы сказали друг другу самые сокровенные тайны? – я вернула тему в изначальное русло, зная, что безобидные шуточки могут дойти до спора.

– Неужели у кого-то из нас есть «сокровенные тайны» друг от друга? – спросила Саша, как-то неестественно улыбнувшись. Слишком старательно. Так улыбаются продавцы в большинстве магазинов, говоря «Приходите к нам еще».

– Даже если бы были, я бы сказала. Рука одна, а подруг еще можно себе найти, – очень неудачно пошутила Лола и, поняв это, добавила: «Шутка! Никто не сможет терпеть меня так долго, как вы!»

Я мысленно ругала себя за то, что вообще задала этот дурацкий вопрос. Потому что ответы девочек меня насторожили. Просто не представляю, какие у них могут быть тайны. Кажется, мы знаем друг о друге все… О первой любви Лолы. Это был не по годам умный (и крупный) Ваня, который предпочитал, чтобы все называли его Иван Иванович (как его звали дома). Он покорил Лолу своей социопатией и полным игнором. В четвертом классе, на выпускном, она, наконец, призналась ему, а он ответил, что любовь – это просто химия, а он будет физиком и его это не интересует. И со следующего года перевелся в другую школу, «достойную его гения», как, наверное, сказала его мама (Александра Никитична, так Иван Иванович называл её).

О том, как Саша сбежала из лагеря в Крыму на 2 дня с местным парнишкой Сашей. У него были ярко-голубые глаза, так выделявшиеся на фоне загорелой кожи и всегда лохматые выгоревшие волосы. Казалось, что они пропитаны морской солью. Пока они проверяли глубину моря, прыгая с прибрежных скал, и взбирались секретными тропами на Ай-Петри, мы подкупили торговку фруктами, чтобы она позвонила в лагерь от лица мамы Саши и сказала, что выходные они проведут вместе.

 О самом провальном решении всей моей жизни. Год назад у родителей была возможность поработать в Канаде, а меня устроить в местную школу. Но я просто не могла представить, как я буду оканчивать школу в чужой стране, без моих друзей. Тогда я рассуждала, что с родителями все равно буду видеться не часто, а все остальные не смогут стать мне родными за год. И я представляла, как буду сидеть одна на выпускном, как в американских фильмах про неудачников. А мама с папой восприняли это как потерю нашей связи. Они думали, что время уже прошло, и я не хочу с ними сближаться. В весенние каникулы, когда я приехала к ним, наше общение уже не было таким лёгким и естественным. Только тогда я заметила, как же много я не знаю о них. И как нужен был этот год вместе.

Набережная Тибра шумела. В бархатно-черной воде отражались желтые огни фонарей и подсвеченные силуэты мостов. Вдалеке виднелся собор, светящийся купол которого как будто висел в небе. На какое-то время мы притихли.

Свернув у собора, на ступеньках которого не было и сантиметра свободного места, мы попали в тот самый атмосферный и самый веселый район Рима. Вдоль сувенирных лавок толпились китайские туристы, со всех сторон доносились музыка и живое пение. Поужинать, казалось, пришел весь мир. Клетчатые скатерти были плотно заставлены – пиццей, пастой, брускеттами и, конечно же, вином.

– Давайте смотреть, где много местных, – я вспоминала советы с туристических форумов. «Ешьте там, где едят местные» – так писали на форумах многочисленные гуру путешествий, указывающие в своей подписи огромную простыню посещенных стран. А если таких стран было не много, то в ход шло перечисление городов. Особо оригинальные писали о посещенных морях и аэропортах.

– К черту местных, видим свободный столик и садимся, – почти крикнула Лола.

Мы прошли еще пару узких улочек с увитыми плющом охристыми стенами, пока наконец-то не нашли свободные места. Это был совсем простой ресторанчик, в котором деревянные столы с домашними клеенчатыми скатертями стояли в плотную друг к другу. Нас усадили за тесный столик, рядом с шумной итальянской семьей. Домашнее вино в стеклянном кувшинчике показалось нам слишком кислым, а пицца была совсем обычная. Вкусная, но такая же, как у нас. Ничего особенного. Пока я бормотала про то, что завтра мы просмотрим все отзывы и найдем для ужина самую-самую пиццерию, девочки вяло пережевывали «Маргариту» и кивали. Просто устали, – говорила я себе, – Бессонная ночь в аэропорту, две пересадки…

Утром мы коротко познакомились с Франческой, быстро съели по круассану и выпили по чашке капучино – в той самой пекарне напротив. К разочарованию Лолы (да и моему тоже) сегодня там работал седой хмурый дед. И побежали ГУЛЯТЬ ПО РИМУ!

Несмотря на то, что программу первых дней мы расписали почти по часам, сразу же начались сложности. Лола не хотела стоять в длиннющей очереди в Колизей и бродить часами вдоль руин  – не дав нам возмутиться, она быстро юркнула в толпу, и мы остались молча наблюдать ее красный сарафан, удаляющийся от нас сквозь туристические группы. После часа в Колизее среди нескончаемого потока людей под палящим солнцем, я поняла, что не хочу дальше погружаться в римскую античность. Саша, похоже, не обиделась – она была в восторге от всех древностей и уже горела от нетерпения увидеть руины Храма Весталок.

Лола не отвечала на телефон, и я решила просто бродить по городу, пока кто-нибудь из девочек мне не позвонит. Первый день – а мы уже разделились. Что же будет дальше? И Рим, почему он такой? Не живой, а давящий? Вместо певучей речи – голоса гидов, пытающихся перекричать друг друга; вместо сочного лета – пыль и духота; вместо нашего дружного смеха – этот ноющий голос у меня в голове. Я бродила без карты, стараясь спрятаться от туристов и яркого солнца. И в какой-то момент мне это понравилось. Я зашла в тихий переулок с сонным ресторанчиком – за столиком сидел только крупный мужчина и с наслаждением курил сигарету. Хозяин в фартуке сидел на плетеном кресле под козырьком и, обмахиваясь газетой, что-то напевал. Мама с кудрявым малышом мыли персики в питьевом фонтанчике. Вдруг пакет порвался, и персики покатились по брусчатке. Я помогла им собрать беглецов, и малыш вручил мне самый крупный фрукт. В окрестностях не было лавочек, поэтому я прислонилась к каменной стене и с наслаждением стала есть этот персик. Сладкий сок стекал по пальцам, из-за закрытого зелеными ставнями окна журчало радио, в тени переулка солнце мягко обнимало, а не душило. И я поняла, что вот этот Рим – мой. И с легкой паникой отметила, что хочу, чтобы он был только моим.

Мы нашли друг друга только к ужину. Без особого интереса послушали истории о прошедшем дне и без удовольствия съели карбонару – опять ничего особенного. Половину следующего дня мы провели в Ватикане – Саша из-за Сикстинской капеллы, Лола из-за «Ангелов и демонов» Дэна Брауна, а я из-за того, что мне было неудобно наслаждаться одиночеством. Вечер мы встретили на переполненной Испанской лестнице, а потом, долго кружа вдоль тратторий без свободных мест, все-таки поддались на уговоры жгучего зазывалы и сели в типичный туристический ресторанчик. Пицца «Четыре сыра» была действительно вкусной, хотя и дорогой, а вино даже не кислило. Но мы нашли к чему придраться – этот красавец-зазывала предлагал многим девушкам бокал просекко бесплатно, если останутся здесь на ужин. А нам не предложил!

– Просто мы выглядим очень молодо, – сказала Лола и гневно сверкнула своими яркими глазами на зазывалу.

– Или слишком уставшими, – даже Саша сегодня утомилась от перебежек между достопримечательностями.

– Или слишком доступными, нам даже бокал просекко не нужен.

– Ну, за эту пиццу можно и отдаться, – засмеялась Лола, – Только не этому Казанове.

– Тому толстяку-повару?

– А он выглядит опытным.

Вот! Это мы! Беззаботные, смешливые, дружные.

После того, как этот Казанова пригласил парочку ну совсем страшненьких дам на свой бесплатный просекко, Лола решила отомстить. Она встала с бокалом, делая вид, что позирует для фото, и, «случайно оступившись», облила Казанову вином. На его белой рубашке осталось огромное красное пятно. А Лола только мило улыбнулась, перепутав слова и сказав вместо «scusi» – «prego», и залпом допила вино. Домой мы возвращались, напевая детскую песенку – гимн нашего крымского лагеря.

Но в следующие дни постоянно что-то не ладилось, все запланированные приятности срывались: я забыла взять штопор на пикник – нам пришлось запивать сыр и прошутто водой; Лола натерла обе пятки в новых босоножках – из-за чего мы отменили тройное свидание с симпатичными ребятами в каком-то клубе (а после они нам не отвечали); Саша потеряла любимый браслет-веревочку (подарок от ее крымского Саши) – и мы безрезультатно искали его полдня. А завершилась первая неделя тем, что я потеряла ключи от дома.

В этот субботний вечер мы возвращались домой уставшими и раздраженными. Все наши будни состояли из очередей, церквей-музеев, посредственных ужинов и постоянных нелепостей вместо веселых приключений, катаний на «Веспах» и прогулок до утра. Ни Франческа, ни Мария не отвечали по домофону. Даже пожилая синьора где-то развлекается, а мы плетемся уставшие к 9 вечера.

– Звони Франческе, – холодно бросила Лола.

– Черт, у меня деньги закончились.

Лола закатила глаза и стала набирать номер на своем телефоне.

– Не берет трубку.

Прошло 3 часа. Мы сидели на брусчатке и пили вино прямо из бутылки.

– А штопор она не забыла сегодня! – возмутилась Лола, но я слышала в ее голосе добрые нотки.

– Вам не кажется, что Рим нас не принимает? – «нас вместе», мрачно подумала я.

– Просто кто-то слишком много запланировал, мы все время куда-то бежим.

– Да, нам нужен хотя бы один день без плана, – вот от Саши я этого не ожидала.

– Может, съездим на море? Мы же не зря купальники брали! – а точнее 3 купальника, да, Лола?

– Могли бы сразу сказать, что вам не нравится моя программа! Попробовали бы составить свою!

– Ну, все! Забыли. Программа отменяется! Ее составитель получает в награду любое платье из моего чемодана, а пострадавшие – уикенд на море!

– Я возьму красное с открытой спиной, – Лолино любимое! – И футболку с Guns n’ Roses!

– Тебе не идет красный и…

– И Guns n’ Roses не идут, да?

– Да. А вот мне… Ты же сама говорила, что я похожа на молодую Стефани Сэймур.

– В общем, составителю достаются дырявые носки или растянутая майка?

– Don’t you take it so hard now
And please don’t take it so bad, – напела Лола, – Отдам и футболку, и платье.

– Я насчет красного платья специально сказала.

– Я поняла.

В третьем часу, когда мы допили вторую бутылку, а Саша даже задремала на моем плече, на «Веспе» приехала синьора Мария. Вернее ее привез ухажер. Они страстно поцеловались на прощание и она, напевая, направилась к двери. Увидев нас, она понимающе покачала головой: «Il chiave?». Мы закивали.

Сначала мы подумали, что у нее есть запасной комплект. Но нас опять приглашали на кухню. Синьора Мария достала бутылку с желтой жидкостью и четыре стопки.

– Limoncello di Sicilia, – она пододвинула нам стопки и подняла свою вверх.

Мы вежливо улыбнулись и выпили залпом, как водку. Мария улыбнулась и наполнила стопки снова. Так мы и сидели, улыбаясь, выпивая и слушая пластинки с оперой на итальянском. В 5 утра пришли Франческа с парнем. Тем самым круаcсанщиком! Наша хозяйка была такой веселой, что махнула рукой на ключи и дала нам новый комплект.

Мы молча лежали на кроватях и по тяжелым вздохам понимали, что никто не может уснуть. Первой заговорила Саша.

– Ник, мне кажется ты права. Рим нас не принимает.

– Значит на море? – Лола резко села на кровати.

– На Сицилию? – мой одурманенный мозг вспомнил о лимончелло.

Нам даже не пришлось пользоваться резервными деньгами Лолиного папы – слетать из Рима на Сицилию стоило также, как из нашего города съездить в Казань на автобусе. Только тут лететь всего 1,5 часа, а там трястись по уральским и поволжским дорогам около 14 часов. Вылет был через 5 часов, поэтому мы быстро собрали самые нужные вещи (дешевый билет включал только ручную кладь), забронировали первый попавшийся отель в Палермо (там просто райские цены по сравнению с Римом!), черкнули записку Франческе и все еще пьяные помчались в аэропорт.

Из аэропорта мы поехали на такси – всего 20 евро, мы уже чувствовали себя богачами. Отель находился в старом каменном доме, потрепанном и даже ветхом. Но, заселяясь, мы не обратили на это внимание – почти сразу заснули, после бессонной ночи.

Проснулись мы от душащей жары – окна были закрыты. Но после открытия стало не легче – жаркий, обжигающий ветер словно давал нам, непрошенным гостям, пощечины.

– Умираю от жажды, от голода и желания купаться!

– Солнце скоро зайдет.

– Значит, будем купаться под ночным небом! Как тогда, в Крыму!

У хозяина отеля (а по сути, это были несколько объединенных квартир) мы узнали, что в самом Палермо пляжей нет. Нужно ехать в Монделло, но уже поздно. Зато он порекомендовал нам ресторанчик, заказал там столик и даже проводил! Место было действительно крутое: ресторанчик был оформлен в цвета местной футбольной команды – розово-черный, внутри сидели только «свои», еда стоила дешево и была очень вкусной. Нас так мучило похмелье, что мы выпили 4 бутылки воды и даже не притронулись к стопкам с лимончелло, которые принес нам официант в качестве комплимента.

Ночью мы плохо спали из-за духоты, с которой не справлялся старенький кондиционер. С открытыми окнами было еще хуже – жаркий ветер приносил запахи мусорки, мочи и дешевого алкоголя. А еще каждые полчаса с воем сирен проезжала скорая.

Утром мы наконец-то осознанно рассмотрели Палермо: старенький, темно-каменный, как будто побитый веками. Ранним утром горячий ветер гонял по брусчатке полиэтиленовые пакеты и пластиковые стаканчики.

– Райское местечко! Поехали быстрее на пляж!

До пляжа мы добирались в переполненном автобусе – о нас постоянно терлись какие-то итальянские деды. Почти изнасилованные мы выскочили на остановке первыми и помчались к морю. Замерли и переглянулись. Пляж действительно был райским, без сарказма. Белоснежный мучнистый песочек, ослепляющий и обжигающий. Море цвета самой красивой бирюзы – из нее бы делать браслетики и сережки на память.

– Кто последний, тот будет сторожить вещи! – Саша помчалась вперед, ловко оббегая итальянские семьи.

Мы тоже сорвались с места. Правда, сторожить вещи нам пришлось всем вместе – из-за ветра волны были слишком сильными. Кувыркаться в них могли позволить себе только кайт-серферы. Но нам и так было неплохо: солнце приятно грело кожу, итальянская речь ласкала слух, а вкусовые рецепторы наслаждались сорбетом. Сначала лимонным, потом дынным, потом… Кажется за тот день мы перепробовали все вкусы. С белыми от крема для загара носами, «солнечными татуировками» из камешков на спине, растрепанными пучками на голове и баночками ледяной колы мы были действительно нами. Беззаботными босоногими малышками, которым никогда не бывает скучно. И уже тем более, они никогда бы не стали ворчать, оказавшись на острове в Средиземном море.

Если лету дать географический синоним, то это однозначно будет Средиземноморье. С жадными горячими поцелуями солнца, с самой прекрасной лазурью волн, с цветущими бугенвилиями и сладкими ликерами. С прохладными каменными переулками и сияющими белизной лайнерами в порту, с мороженным, стекающим по бронзовым пальцам, и с ароматами грязно-красивых ночей. Грязно – потому что в Палермо действительно грязно, а красивых – потому что нет ничего красивее того, когда ты на пороге взрослой жизни, но еще не переступил его. Когда можно улыбаться каждому солнечному парню, когда действительно восторженно пробуешь все шоты по 1 евро, когда очаровательно путаешься в иностранных именах, когда каждый миллиметр покрывшейся мурашками от взаимного электричества кожи чувствует свободу, дышит ей, поглощает ее. Но эти ночи с запахами жареной на масле уличной еды и мужских духов опять отдалили нас. Нам было хорошо, даже очень, но по отдельности. Неужели, мы не можем провести втроем больше одного беззаботного дня?

В четверг Лола вернулась позже всех – около 9 утра. Мы прилежно ждали, когда она проснется до трех часов дня, чтобы всем вместе поехать на пляж – ведь осталось всего два дня. В субботу утром у нас самолет в Рим, а в воскресенье вечером – домой. В три Лола послушно побрела в ванную, а мы – за круассанами в соседнюю лавку. Завтрак – это то немногое, что мы делали вместе. Но, возвращаясь, мы столкнулись с Лолой у выхода из комнаты.

– Девочки, можете съесть мой круассан, я убегаю!

– Куда?

– Марио хочет показать мне самый красивый пляж Сицилии!

Я не стала уточнять, что за Марио, ведь вчера был Дарио. Это ее дело. Меня разозлило, что она даже не сказала заранее, а мы как дуры ждали, когда она проснется.

– А предупреждать не надо? Мы вообще-то тебя ждали, а могли бы уже давно купаться!

– Сегодня ветер еще сильнее, вы бы опять не смогли зайти в воду! Так что я всего лишь спасла вас от лежания под солнцем в +40 градусов! И раз вас нужно предупреждать, то заранее говорю – на ужин не ждите. И не ждите вообще до отъезда, если я у вас отнимаю время!

– Может, тебе нужно было лететь одной? Вроде бы мы планировали проводить время вместе.

– Как ты достала со своим «вместе»! Каждый день по сто раз! Ника, мы выросли! Больше не будет того «вместе». И… Я хотела сказать это, когда мы вернемся домой, но… Я забрала документы с журналистики и подала на юридический, – она гордо подняла подбородок и посмотрела своим фирменным защитным взглядом «Ну, и что ты на это скажешь?», потом развернулась и побежала вниз.

Мы с Сашей молча зашли в комнату. Похожее уже случалось – Лола увлекалась новыми знакомыми из какого-нибудь бизнес-лагеря или отпрысками друзей ее папочки. Но все быстро проходило, как она сама говорила «Никто меня не сможет терпеть так долго, как вы». Но ведь учеба на другом факультете – это не минутное увлечение. Это точно не решение ее родителей – с упрямостью Лолы они смирились много лет назад. Значит, она давно решила.

– Мы не хотели портить тебе каникулы, – тихо начала Саша.

Мы? Она тоже?

– И ты? Может, и я еще успею подать документы, и мы все будем учиться на юридическом? Это, наверное, интересно…

– Я вообще забрала документы, пока не знаю, кем хочу быть.

– И я узнаю это последняя.

– Просто мы случайно столкнулись с Лолой в тот день, когда забирали документы и…

Я не стала дослушивать – выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.

Они считают меня не верной, преданной подругой, а помешанной? Помешанной на нашей чертовой дружбе и не способной принять их решения? Да как я вообще могу назвать их подругами? Я ради них осталась здесь, а не поехала учиться в Канаду. Может быть, поэтому они мне не рассказали? Считают, что я не могу без них? Думают, что я несамостоятельный ребенок.

До темноты я бродила по переулкам Палермо, мокрая от пота и слез. Даже посидела полчаса в соборе – кому-то ведь это приносит покой. Проходя в третий раз мимо Куатро Канти, я с завистью посмотрела на веселые компании, встречающиеся на этом месте вечерами. Мы здесь тоже встречались, когда ненадолго разделялись. Я встала у одного из фонтанов, как будто кого-то ждала. Мне казалось, что девочки будут искать меня именно здесь. Но нет, меня никто не искал. Я осталась совсем одна, в шаге от взрослой жизни, которую, наверное, так и проведу в одиночестве. Или она уже началась? Лживая, одинокая, обжигающая, с иллюзорной видимостью свободы?

Рядом со мной безуспешно пытался закурить парень – ветер моментально гасил спички. Я гневно посмотрела на него, давая понять, что там, где я стою – не курят. Но встретившись с его раздраженным взглядом, лишь слегка улыбнулась. У каждого свои проблемы, кажущиеся мировыми. Парень выругался, бросил пустой коробок, но, оглянувшись на меня, поднял его и убрал в рюкзак. Потом спросил на английском с итальянским акцентом, нет ли у меня огонька.

В любой другой момент я бы или коротко ответила «нет», или, флиртующее опустив глаза, сказала бы, что не курю. Но мне так захотелось вылить на кого-нибудь всю злость и при этом сказать что-то такое, чтобы меня пожалели. И я ответила, что у меня не то, что огонька, у меня нет даже искры. Я просто тень.

– Теням нужно быть осторожнее в дни, когда хозяйничает ливийский флейтист, их может унести далеко-далеко.

– Все равно. А кто такой ливийский флейтист?

– Ветер. Сирокко.

– Ну, ливийский – понятно, дует из Африки, это ощущается. А почему флейтист?

– Здесь это не объяснить. Нужно зайти в какой-нибудь глухой переулок.

Я подняла брови и усмехнулась.

– Тебе же все равно?

По дороге мой новый знакомый Анджело (как можно не довериться человеку с таким именем?) купил дешевенькую пластмассовую зажигалку и закурил свою самокрутку. На мой подозрительный взгляд, он ответил, что это просто сигареты – готовые стоят дорого, поэтому они их закручивают сами. Я сделала вид, что поверила.

Минут через 20 мы зашли в узкий переулок, освещенный только светом из пары окон – мало кто из итальянцев ужинает дома.

– Слушай, – сказал Анджело и, прислонясь к стене, снова закурил.

Я прислонилась к прохладным камням противоположной стены. Вдохнула табачный дым, закрыла глаза и стала слушать. Телевизор, громкий телефонный монолог, где-то залаяла собака. И ветер… Не скажу, что его завывания были похожи на флейту, но что-то мелодичное в нем точно было. Что-то шаманское, африканско-дикое, способное вогнать в транс. От вслушивания в его завывания у меня даже закружилась голова.

– И вправду уносит. Даже голова немного закружилась.

– Может, это потому что ты не ужинала? – Анджело рассмеялся, – Мы, итальянцы, или едим, или говорим о еде. Как насчет настоящей домашней пасты?

Дома у Анджело нас встретили его мама с бабушкой. Сначала они держались холодно и строго смотрели на меня из-под суровых южных бровей. Но потом, после пары моих попыток составить на итальянском фразы о том, как красив их язык и сама Италия, они развеселились и их взгляды делались строгими только тогда, когда на моей тарелке надолго задерживалась еда. Бабушка Анджело выругалась, закрывая ставни. Я поняла только «libico flautista». Сквозь ставни африканская песня звучала отдаленно, но по-прежнему гипнотизировала.

– Бабушка говорит, что ливийский флейтист сводит с ума. Вообще-то это даже доказано – сирокко действует очень угнетающе. У людей чаще случаются вспышки гнева, некоторые даже сходят с ума, – Анджело состроил рожицу. Мама, убиравшая со стола, одернула его и забрала наполовину полный бокал с вином.

– Хорошее оправдание для истеричных людей.

– Ага. Говорят, в древности преступления, совершенные в то время, когда дул сирокко, не карались.

Мы надолго замолчали. Было неловко сидеть в гостях так поздно, но идти в отель не хотелось. Пусть поволнуются за меня. Хотя я допускала мысль, что они уже пьют по третьему шоту граппы и даже не беспокоятся.

– Расскажешь, о том, как тебя довел этот флейтист?

– Это не флейтист, – и я рассказала о наших неудачных каникулах.

– Знаешь, у меня были похожие чувства дважды. После школы и университета. Особенно после университета. Кстати, тогда тоже дул этот чертов сирокко. Мы с ребятами поехали на 2 недели вдоль всего побережья Сицилии. И каждый раз, когда у нас появлялся только нам понятный прикол, я думал: «Возможно, это наша последняя общая шутка» или «Сейчас мы в последний раз соревнуемся, кто познакомится с большим числом девушек». Я так боялся упустить те моменты, которые станут последними… Но только потом понял – какая разница, когда мы последний раз вместе ныряли со скал? Важнее, что это вообще было, что я помню, как это круто – секундные восторженные взгляды, подхваченный ветром крик, синяя бездна, миллиарды пузырьков воздуха, хохот, соревнования, кто быстрее доплывет до берега.

– И что сейчас? Вы общаетесь?

– Летом видимся, когда все приезжаем в Палермо. Конечно, не всегда все вместе. И в долгие путешествия не отправляемся – сидим в «нашем» баре, рассказываем о жизни сейчас, вспоминаем учебу.

– И ты не скучаешь по тем временам?

– Скучаю, но… Скучаю как по первой влюбленности. Вроде бы было так чисто и искренне, но вернуть всю ту неловкость и неопытность не хочется.

Я бы хотела проболтать с Анджело не одну ночь – его простые фразы были такими теплыми и воодушевляющими. Но ангел есть ангел – прежде всего, он думал о благе для всех.

– В общем, вот тебе коробка бабушкиных канолли. Беги к своим девчонкам, расскажи им историю о том, как злой ветер закрутил-задурманил, вместе посмеетесь. А завтра – сядьте на первую электричку и вон из Палермо хотя бы на день. Этот город уже не ваш общий. Выйдите там, где почувствуете, что место будет вашим.

Если взрослая жизнь – это периоды одиночества, которыми даже можно наслаждаться, сменяющиеся короткими, но яркими приключениями с приятными людьми, то она не так уж плоха. А если, хотя бы иногда встречаются такие ангелы, то вообще очень даже хороша.

Девочки ждали меня в отеле. С тремя пиццами («мы не знали, какую ты захочешь!»), вином и «Римскими каникулами». С каждым взрывом дружного хохота выходило напряжение, оставляя приятную беззаботную пустоту. Следующий день мы провели на пляже открыточного городка Чефалу. Ливийский флейтист вернулся на родину, и мы целый день дурачились в спокойном море. Забыли про обед, Саша потеряла сережку, у меня порвался ремешок на босоножке – девочки решили поддержать меня и мы побежали на станцию босиком. Опоздали, конечно же. А потом: веселый автостоп, быстрые сборы рюкзаков, песни в ночных переулках Палермо, взлет самолета над морем, самый беззаботный день в Риме – без маршрута и серьезных мыслей.

И после этой поездки мы уже никогда не общались так просто, так искренне. Встречи становились все реже и короче. Истории на них – скучнее. Или просто мы уже не интересовались так жизнями друг друга. Или сами не хотели делиться своими переживаниями, потому что знали, что уже нет той душевности, той теплоты, что связывала нас раньше. Это было неизбежно, но с того момента, как мы сели в самолет перед нашими веселыми каникулами, я почувствовала необъяснимую тогда тоску. После прилета мы не виделись больше недели, а когда встретились вновь, это были новые мы. У каждого своя, отдельная жизнь. И было заметно, как каждая из нас начала строить свою стену. Чувствовался легкий холодок, хотя смех был еще теплый. Тогда нам казалось, что это новый этап, а не новая жизнь, и, как и прежде, мы будем встречаться каждый день. Нет, каждую неделю точно. Мы выбрали место для встреч – бар (мы ведь уже взрослые!) под названием «Палермо» и время – в субботу вечером. Но встретились там всего несколько раз. Последний – перед Новым годом. После, Саша, заработав денег, улетела на Бали – «отдыхать от взрослой жизни», так она сказала. Она периодически прилетала домой – быстро заработать денег и снова пропадала где-то в Юго-Восточной Азии. С Лолой мы пересекались в университете, иногда даже обедали вместе. Но рассказы о жизни друг друга слушали без интереса, как будто вместо подруги, с которой когда-то лазили по яблоням, видели соседа по плацкарту. Не потому, что было не интересно (по крайней мере, мне), а потому, что это была уже не та девчонка, которая могла прийти к моей бабушке в гости на чай без меня или назвать все мои «любовные страдания» в алфавитном порядке. Она рассказывала о своей жизни так, как будто я была случайной попутчицей – сухо, задумываясь, что можно сказать, а что нет. Может быть, и я делилась событиями своей жизни также. Появились новые друзья, которые мне казались более чуткими и понимающими, с которыми у нас было общее настоящее и будущее. Но не было: бумажным писем в почтовом ящике; фотоколлажей с детскими улыбками; одной на всех косметички; выполнения домашки на полу, усыпанном цветными ручками; домашних тортов, которые можно есть ложкой, не разрезая на кусочки; ночевок с любимыми фильмами и чаем с коньяком из тайника моей бабули; гаданий по книгам; жареного на костре хлеба; «She’s got a smile that it seems to me, reminds me of childhood memories..» на входящих звонках; бесконечных летних дней на цветочных лугах; зимних вечеров на катке под звездным небом; книг с закладками друг для друга; общего дворового кота – оборвалась нить, которая связывала нас с детством.