Влюбленные в нас города

Их маленькие приятности:

Ее: ходить босиком – по холодному полу зимней квартиры, по крупногалечным черноморским пляжам, по росистой траве ранним дачным утром; облизывать крышечки от йогуртов и упаковку с остатками мороженного; фотографировать вечерний свет в окнах (он везде разный!); отрывать старые обои, чтобы увидеть историю дома; лежать в ванне, наполненной водой до краев; смотреть, как курят другие; пробовать сырое тесто для бисквитов.

Его: следить за походным костром, лениво подбрасывая сухие ветки и с умным видом поворачивая полуобгоревшие поленья; наблюдать за реакцией, когда цитируешь ее любимые книги и фильмы; лениво просыпаться после дневного сна; начинать новый блокнот с черновиком очередной будущей книги; первые минуты после того, как снял тугой галстук; читать про космос – от противоречащих науке фантастических романов до последних научных статей.

Общее: отправлять открытки городам.

В это воскресенье они отменили поездку на велосипедах в ближайший лес за черникой к утренней овсянке. Обычно дождь не пугал их, а, наоборот, радовал – ведь после можно целый день кутаться в одеяло и пить травяной чай под предлогом неминуемой простуды. Но сегодняшний ливень угрожал реальной простудой: в августовские +8 провести выходные дома – не отговорка, а самое разумное решение.

Они открыли окна, чтобы избавиться от затхлого запаха их тесной старенькой квартиры, в большом гжельском чайнике заварили алтайские травы, включили фоном концерт Леонарда Коэна, закутались в одеяло, толкаясь прохладными плечами, и расстелили перед собой большую карту мира.

– Я думаю, нам пора распотрошить нашу копилку и поехать куда-нибудь. +8 градусов в августе – это слишком даже для сурового Урала!

– А как же наши черничные поляны? Наши пляжи и вернисажи?

– Наши сады и услады, да, Ада? – он припомнил строчки из ее любимого романа и чмокнул ее в оголившееся плечо, она его – в нос, и им пришлось прервать мечты о завтра самым сладко ощутимым сейчас. Он закурил на Chelsea Hotel №2, а она отметила, что Нью-Йорк был бы идеальным местом для побега. Там она готова плавиться от жары и мерзнуть, питаться фаст-фудом и спать с клопами. Они размечтались о комнате с пожарной лестницей, хот-догах в Центральном парке, туманном побережье Атлантики, заспорили, на какой мюзикл им сходить и в каком районе поселиться. Но потом посчитали расходы и поняли, что им не по карману даже неделька на Манхеттене… Она быстро сделала сосиски с горчицей, и он признал, что так вкусно, как она, никто не варит сосиски и уж тем более никто не сможет намазать идеально пропорционально горчицы. Тем более у них есть свой парк с белочками, мостиками и утренними бегунами. Да и зачем им пожарная лестница, когда есть ключи от люка на крышу? А мюзикл можно посмотреть дома. Прямо сейчас!

Им показалось, что Нью-Йорк уже ждал их: кто-то готовил хот-доги, актеры репетировали номер, даже клопы в гринвич-виллиджийском (нет, в бруклинском!) матрасе расстроились. Поэтому они решили извиниться. На обороте фотографии панорамы города с крыши их дома они написали:

«Передайте Нью-Йорку, что мы не приедем летом. Пусть прибережет для нас какую-нибудь кинематографичную сценку, комнатку (самую-самую скромную) с пожарной лестницей и какую-нибудь безумную погоду, чтобы наш Нью-Йорк не был похож на туристический».

Влюбленные в Нью-Йорк заочно

Выбрали случайный адрес (кофейня под названием Winds) и наклеили марки.

Днем окна пришлось закрыть – от холода не спасали ни одеяла, ни кофе с ликером. Она отметила, что такой кофе в Италии называется caffé corretto – правильный кофе. Он сказал, что нельзя игнорировать такую честность.

Они хотели на недельку затеряться в каком-нибудь крошечном открыточном городке на юге Италии. Она будет ходить на рынок за фруктами и сыром в невыгулянных за холодное лето льняных сарафанах, он – наконец-то начнет писать роман на веранде с видом на спокойную лазурь моря. Будут, как маленькие дети, оставшиеся без родителей, обедать и ужинать пиццей. А еще обязательно (сколько бы это не стоило!) возьмут напрокат красный кабриолет, чтобы петлять по серпантину вдоль моря и громко петь: «Volare…»

Изучив десяток рейтингов «Самых красивых городков Италии», они выбрали три места с названиями, от которых во рту появлялось ощущение тающего ягодного сорбета. Но оказалось, что они не одни такие – ни в одном из мест не было свободных комнат в отелях. Август – сезон отпусков у итальянцев, а уж они-то знают толк в городах-открытках. Для наших ребят Равелло, Позитано и Сперлонга остались просто красивыми картинками.

«Привет, Равелло! Мы очень хотели, чтобы ты стал фоном наших летних приключений. Может быть, в следующем году? Она будет надевать свои сарафаны только для тебя. А он (написано другим, более мелким и аккуратным почерком) напишет про тебя самый солнечный рассказ».

Влюбленные в тебя незнакомцы

После того, как они подписали открытки для «самых открыточных городов», на них напал голод. Неудивительно, после двух часов чтения про Италию! Решено было заказать пиццу, которая становится еще вкуснее, если под нее смотреть «Сладкую жизнь». На голодно-отчаянное: «Сколько ждать заказ?», оператор холодно ответила: «Час-полтора» и быстро положила трубку.

– Пойдем в парк смотреть на собак?

Они обожали смотреть на собак и мечтать о своей. Хозяйка их квартиры строго-настрого запретила заводить домашних животных. Даже рыбку в банке. Поэтому их любимым вечерним занятием в теплую погоду было смотреть на собак в парке. Они знали всех хозяев, знали о приемах у ветеринара и о любимых лакомствах «их» собак.

Дождь прекратился, но тяжелый, мокрый воздух и уже надоевшая зелень (какой она всегда бывает в конце лета), навевали тоску. В парке не было ни элегантной Ларисы (пудель такого приятного, летне-абрикосового цвета), ни толстой хаски Булки (видимо, молодой хозяин очень любил выпечку, ведь его прошлую собаку звали Шаньга), ни белого облака-самоеда Мороза. Только грустный таксик с многообязывающей кличкой Владимир Владимирович вяло ходил вокруг скамейки, на которой сидела с книжкой его хозяйка. Она думала, что таксика назвали в честь Набокова, так как хозяйка частенько сидела с его романами, пока Владимирович задумчиво жевал траву. Он считал, что Владимировича назвали в честь самого известного современного тезки, так как помимо романов, хозяйка таксика обожала смотреть новости, а потом пересказывать со слезами гордости на глазах о том, как тезка таксика покажет Кузькину мать всему миру.

Пицца закончилась быстро, а «Сладкая жизнь» все тянулась и тянулась. Он задремал туманным дневным сном, а она решила позвонить подруге-турагенту. Та точно знает, куда они могут поехать прямо завтра! Спустя 5 минут заботливого ворчания о том, что на август все бронируют отдых заранее, подруга согласилась «что-нибудь» поискать, несмотря на выходной день. «Что-нибудь» оказалось горящим туром в банальную Турцию.

Они грустно посмотрели на банку, в которую весь год откладывали на путешествие сэкономленные на приятностях деньги. Смятые сотни  от кофейного воздержания; хрустящие тысячные вместо новых кроссовок и джинсов; несколько крахмально-новых пятитысячных, сэкономленных на покупке мебели – им вполне хватало матраса, старенького скрипучего кресла хозяйки и ее же нафталинового шкафа.

– Следующий отпуск только в феврале, – пытался убедить себя или ее – он сам не понимал.

– Мы ведь так и хотели – поехать куда-нибудь зимой. А этот отпуск провести дома.

– Да, только мы думали, что дома будет тепло.

– Мне с тобой тепло.

– В Турции ведь тоже неплохо? Мы не будем сидеть в отеле, возьмем, как и планировали, кабриолет и будем искать уединенные бухточки. Новый день – новый пляж! С персиками и лепешками из печи. Я так хочу поцеловать твои пальцы в персиковом соке!

– А как же наш поход?

Они познакомились жарким августовским днем 3 года назад, оказавшись в одной походной группе. Пока их товарищи уничтожали запасы коньяка и крепко храпели в своих палатках, они болтали до последних соловьев. А вернувшись в город, он уже не мог жить без ее нежной кожи, на которой отметились все кровососущие насекомые Северного Урала, а она не могла засыпать без его колючей щеки у своего лба. С тех пор каждый год в августе они ходили в поход, чтобы не забывать, как это – быть невесомо влюбленными.

– Сходим в Турции, там…

– Там же змеи и скорпионы!

– Хотя…У меня есть идея!

Он выскочил из одеяльных объятий и побежал в кладовку. Она, не решаясь выбраться из тепла, пошла за ним следом с одеяльным шлейфом. Он быстро вытащил из полупустой кладовки палатку и спальники.

– На крышу? – спросила она одними губами и, не дождавшись ответа, побежала за вином и сыром.

Через 10 минут они почти бесшумно карабкались по ржавой железной лестнице к люку. Наверху было сыро и дул пронизывающий до атомов ветер. Они посмеялись над своей глупостью – палатку не за что было крепить. Тогда они просто постелили палатку на крышу, а сверху положили свой сдвоенный спальник. Она сбегала за одеялом и грелкой. К двум часам ночи ветер разогнал облака. Млечный путь, радуга, северное сияние, молнии – это то, что никогда не станет будничным, никогда не перестанет удивлять. Они лежали и думали – на какой адрес отправлять письма созвездиям, на которые они никогда не полетят?

– Какой у нас все-таки классный дом, – растроганно сказала она.

– Планета Земля?

– Нет, наш дом.

– Квартира бабы Гали?

– Нет, наш дом – это мы с тобой, – она опустила замерзшую щеку на его плечо, – Нам везде хорошо.

Отпуск они провели дома: на ветреных пляжах с волосами во рту и синими губами; собирали грибы в зудяще-мокрой тайге; в букинистических магазинах, соревнуясь, кто найдет самую старую книгу;  гуляли в парке с собаками из приюта; уезжали в скучные пригороды и бродили там по пыльным музеям; по полдня сидели в полутемных кофейнях с книжками, которые относились к категории «Когда-нибудь я это прочитаю» – у него «Улисс», у нее – «Собор Парижской богоматери»; иногда ссорились – в прямом смысле этого слова: выносили весь сор из своих отношений, сразу становилось просторнее и легче любить.

В последние летние дни, мягко-теплые и пахнущие школьными букетами, им пришла открытка из Равелло:

«Есть города – призрачные видения, которые потом вспоминаются очень смутно, до конца непонятно, проезжал ли ты его или что-то почудилось в клубах дорожной пыли; есть города-декорации, в которых чувствуешь себя зрителем, оказавшимся на сцене; есть города-друзья, в которые всегда приятно и весело возвращаться, в них никогда не бывает скучно; есть города-ветры, в которых все рассыпается-разлетается и всегда идет не по плану, но в этом и есть их прелесть! А Равелло – город-муза. В «Декамероне» есть целая глава, которую Боккаччо, посвятил мне. Григ писал здесь свою самую сказочную музыку. Лоуренс в моей каменной вилле написал «Любовник Леди Чаттерлей». А Тернер писал меня и моих Амальфитанских братьев, и это было намного точнее современных фотокарточек».

Приезжайте  за вдохновением, за легкостью бытия и за едой, конечно!

Город-муза

А через 2 недели, когда делала первые робкие шаги русская поэтичная осень, пришла фотография с видом из-за стекла нью-йоркской кофейни Winds, на обороте было написано:

«Нью-Йорк влюблен в вас и ждет в гости. Как насчет февраля? Надеемся, что будут метели, и вы будете выбираться из теплой кровати у панорамного окна (в скобках был адрес этой самой теплой кровати) только для того, чтобы позавтракать у нас. Не для нашей коммерческой выгоды. Нет. Чтобы узнать город через людей, послушать истории наших друзей. Ледяные городские сквозняки сводят здесь потрясающих людей (а других людей вообще не бывает). А! Еще у нас очень вкусные пироги. Какой испечь для вас: вонгкарваевский черничный или линчевский вишневый?»

Ждем вас! Нью-Йоркские ветры.